Был период, когда я металась от религии к религии, потом услышала: Бог один, Бог един. У разных религий разный вкус.
В любом храме мира я найду того, кто меня оберегает, и уверена, всегда позаботится через людей, которые приходят в мою жизнь. Я знаю, что Бог любит меня. Окно «Духовность» — точка, где я впитываю энергию не сдаваться перед препятствиями и потерями, которые неизбежно будут.
Я родилась в тюрьме, где мама отбывала срок за недостачу в магазине в 500 рублей (приличная сумма в конце 60-х). А когда-то я узнала, что Кришна был рождён в тюрьме. Значит, не всё так уж и плохо. Росла в казённом манеже. Мне повезло больше, чем моим двум сёстрам, которых мама оставила в доме малютки, также будучи беременной в следующие две ходки. Родители сильно выпивали, поэтому нас с сестрой сдали в интернат. И хотя школа была хорошая, педагоги замечательные, эта отверженность преследует меня всю жизнь. Так же, как и сковывала мою сестру. По сути, я нужна только Богу, и в нём нахожу защиту.
Маму нашу убили в притоне на очередной гулянке. Папа замёрз в подъезде, пытаясь согреться, прижавшись к батарее. Брат умер, отравившись палёным алкоголем. Сестра тоже выпивала, заразилась ВИЧ, полгода назад оставила тело. Потерю моей “маленькой” сестрёнки, то, что я не могу принять. Я жду её во снах, но она ещё не приходила…
Вообще, наша семейная история очень запутана ещё с прошлого века. И гордиться мне нечем. Вы вот писали про детей из детского дома. Меня, когда спрашивают, взяла ли я себе ребёнка оттуда, отвечаю: нет. Знаю, что это за подарочек.
Много было печали и грусти. Волевым движением я решила искать всё, что будет меня радовать, я буду улыбаться и видеть лучшее, что есть вокруг. Я решила стать счастливой!
Своё предназначение я вижу как способность быть счастливой в любых обстоятельствах. Передавать своё состояние дочери и трём внукам. Есть притча, где основная мысль звучит так: научись быть счастливым сам, и тогда твои дети будут счастливы.
Окно «Семья» — моя большая рана. Значительный период моей семьёй была особая школа, где каждый сам в одиночку справлялся со своими затыками. Никто ни с кем не нянчился и не интересовался, что кто чувствует. Мы были как спартанцы: минимум всего и ничего своего. Зато нас не гнобили, не оскорбляли, не ограничивали свободу выбора, насколько это было возможно. И у нас была ооооочень интересная жизнь.
Я совсем плохо помню родителей и с усилием вспоминаю черты лица мамы. В послевоенное время моя бабушка определила мою маму и её сестру в детский дом, а через много лет уже моя мама согласилась отправить нас с сестрой в интернат. Вот такая ирония, без иронии. Став взрослой, я оценила этот шаг в нашу пользу. Неизвестно, что бы с нами было, если бы мы продолжили жить в деревне с пьющими родителями. Поэтому интернат в той ситуации был лучшим выбором.
Я написала-нарисовала письма своим родителям. Вроде такое простое действие, а снова уснула в 4 утра. Мне кажется, они приняли мои весточки. Хочу признать, что у меня нет к ним теплоты или осуждения. Они — те же недолюбленные дети. Они просто те, через кого я пришла в жизнь. Спасибо им за это.
Свобода
На выездном ретрите по йоге у нас было занимательное упражнение — медитация по выявлению страхов. И что я узнала о себе? То, что ни онкология, ни голод, ни потеря близких (как бы это ужасно ни звучало) не пугает меня так, как потеря свободы. Откуда этот страх? Может, с далёкого младенчества в тюрьме или из прошлых воплощений.
Свобода слова, свобода выбора, свобода в мыслях, свобода от зависимостей и пороков. Соглашусь, что нет абсолютной свободы. Вы пишете про ответственность. Став рано самостоятельной, я беру ответственность за всё, что происходит со мной. Каждый день делаются выборы, я стараюсь помнить о причинно-следственной связи. А ещё помню про дочь и её троих детей, про карму.
Я мечтаю построить свой Тадж-Махал.