Я – Жив

Прошли гроза и сильные дожди
Оставив небо тёмно-синим
Этой ночью ты меня не жди
Даже если хочется ждать сильно
Так сильно, да, до хруста в кулаках
Как будто морду бил закатам
И линией витали в облаках
Чайки счастья, а за кадром
В карманы я пихаю облака
Ну просто так, кому-то даром
Кому-то, не тебе – карманам
Я пихаю (глупо) облака

Вот такое банальное кино
Где всех кто я камера не снимет
Я смирился, мне как-то всё равно
Я забыть стараюсь твоё имя
Или просто убедить пытался я
Что прощу тебя и всё такое
Трамваи катят, вертится земля
А я всю боль умножаю вдвое
И так орбита катит под откос
И синий шар вдруг нас уничтожит
Но космос всё же нас умножит
И звёзды станут как пучки волос
твоих волос.

P.S.
Вот так разбилась надо мной
Земная ось
Сбыться могло бы. Сбыться не может.
СБЫЛОСЬ.

1.
Закат нам снова вскроет вены
На окнах золотых домов
Чтоб освободить клубок вселенной
От предательских оков
Руками, кровью своих героев
Их путь к свободе очень лих
И было их всего лишь двое
Про них и пишется сей стих:

Он:
В бульварах невидимок
Особенно к тебе я близок
Увидь меня, и лишь тогда
С тобой уйдём мы навсегда
Из бульваров невидимок

Ибо город золотой
Оставил всех нас за чертой
Ну, давай же, полетели
К вокзалу где мудрые метели
Оставят зло всё за чертой

Но чтоб улететь на звездолёте
Готовой будь всегда к налёту –
На пути засада, миражи
Но ты стрельбу в руке держи
На дороге к звездолёту


И они предателей всех били
Били точно всех по морде
И друг-друга те любили
В своём электрическом аккорде

2.
Но в стрельбе без потерь не бывает
Она в перестрелке ночной пропадает –
Ноосфера её укрывает
И в напутствие Она повторяет:

Когда ты загнан и забит
Ты вспомни радостный свой бит
В квартале сердца ледяном
И лишь тогда, мой друг, поверь
Звездолёт откроет дверь
И грудь оденется огнём
И встретимся мы
в космосе
родном...

3....?

В межгалактическом чемодане
Прилетят инопланетяне
К нашей эфемерной земле налегке
Потому что мы так хотели
Узнать на точняк, неужели
Одни мы на космос насели
А потом охуели
Когда они заговорили на земном языке

Они сказали что из книги законов
(Которую невозможно перевести на земной)
Мы согрешили на сотни эонов
И за это нам нужно платить головой

И вдобавок через свои технологии
Узнали что каждый человек
В прошлой жизни был мудачьём
И подобно чумной патологии
Они вынесут приговор нам на век
И взорвут солнце (к часикам трём)

Я когда об этом услышу
Из вырезок маньячных газет
Я проскочу через мелкую нишу
Которым сквозил интернет

И мой выдох к тебе пробьётся
И охуевшим стрелкам будет лень
Приближать погибель солнца
Так дольше века длиться день
Последнего лета
Тем временем у нас пропали зверьки –
Им неведома алчность и ложь
И сквозь свои подбитые очки
Увижу как к солнцу приблизилась дрожь
Чёрно-белого цвета

Облака, облака, облака...
И кто вас выдумал таких?
Вы видели насквозь века
И бросали искрами шутих
Дожди, снега, и щитом земли
Контрразведкой были вы
Чтоб жить на веки мы могли
Коты и люди, птицы, львы

Я ехал тогда из кино
На трамвае плыл над кустами
Я глянул потом за окно
И увидел своими глазами
Как на небе летел самолёт
Над полями бывших империй
И надеясь что меня он поймёт
Спросил человечьи критерии
Тут самолёт полетел под откос
Словно бы выпивший поезд
Он ответ искал на вопрос
Храбро пошёл он на поиск

Я думал что он не придёт
Но когда выходил из трамвая
Прилетел опять самолёт
И сказал, надо мной пролетая:
“Дал мне понять опасный полёт
Что таков человечий критерий:
Каждый из нас слегка идиот
Но намного-намного все – гений
Что плетёт облака над землёй
Чтобы ими кормили заводы
И дал небу цвет голубой
Чтоб хотелось всем больше свободы„


Вот что самолёт мне сказал
Возможно мне скажут что небыль
Пускай, но всегда вспоминал
Когда взгляд устремлялся за небо
Как на небе летел самолёт
Над полями бывших империй
И что каждый слегка идиот
Но каждый намного есть – гений

Облака летели, и на нас
Смотрели весело и нежно
Как те что пили так небрежно
Уже стемнело, пятый час

Уже стемнело, даже слышно
В районах оперу собак
И я иду к тебе за так
То пониже, то повыше

Крыш и тех что запрещали
Давать ребятам револьвер
И полюбить СССР
И помнить что у нас забрали

Резко? По другому не могу
Ведь подводки все излишни
И по пути нарву я вишни
Затем зайду, тебя спрошу:

"Ты видела, как курил я трубку
На поверхностях высоких крыш
Как капитан, одолевший тишь?
А жаль" и повешу куртку

И протяну я вишни в кулаке
"Чуть не замёрзли в той метели
А в переходах люди пели
Живя при этом налегке"

А перед уходом скажу я лишь
"Пойдём" и накину куртку
И на поверхностях высоких крыш
Ты увидишь, как курю я трубку

Гулял пока рассвет
живот не проткнул у неба.
И спросил у сквера
какой нибудь совет, мол:
курить я начал рано,
бросить уж не поздно?
А поэтом,
им же быть мне можно?
И прошелестал ответ:

"Это очень-очень сложно, но
конечно же возможно
как шагнуть в окно"
Сравнение – тревожно.
Я деревьев перебил,
этим сильно их смутил,
и те, как стеснительный посол:
то молчали, то белели,
а затем снова шелестели,
о том что якобы, и мол:
"Знаешь, коротка бывает жизнь,
тем паче у поэта,
так что прыгай, не вернись
написав стихи про это.
Так окно тебя срыгнёт
аккуратно на свободу,
И в волшебный самолёт
твоя душонка попадёт,
загуляет кровь по полю..."

Лучше и впрям не верить мне
о выходе в окне
болтающему скверу.
Ну а позже, при луне
я расстрою их вполне –
живу то я на первом.

...
Возвращался я. Дома,
над всеми ними облака.
О разговоре том подумал.
Решил что дурость, и пустяк,
ведь жизнь – вовсе не столбняк,
что разгорелся в тесном трюме.
А кто-то этой швали верит
и в итоге в окна лезет,
что сквозят все города,
а я не буду. Никогда.

Ночная (мерило вещей)

Я не поэт, а может и поэт,
Кто знает?
И за сказочностью лет
За окном летает
Птица (а может самолёт,
Кто знает?),
И ночью кто-то там идёт,
И собака лает...

А я пальцы загибаю:
Раз слог, два слог –
Я стихи так сочиняю. И читаю:
Маяковский, Блок,
Боря Усов, Рыжий Боря,
Гумилёв у кромки моря,
Ну а больше мне не надо.
Но оказалось, за окошком,
в синий дом приходит горе,
А я скажу: всегда вам рады.

Я уж думал не дождусь...
Не потому что люблю грусть,

Печаль, тоску, и проч.
А потому, что горю тоже
Нужна поддержка в ночь.
И оно мне скажет всё же:

“Спасибо, может быть вернусь...”
Нравится мне парень Грусть.

...
Наверное, вот оно мерило.
Но мне, читатель, всё равно,
Ведь всё душа давно хранила.
Иду смотреть французское кино.

Мальчик и девочка

Давай с тобою сядем
Рисовать на окнах снег
А затем дома и, скажем,
Вообще двадцатый век:
Кинематограф, поезд
Ракеты, лампы, самолёт
Автомобили и любое
Что строил, сочинял народ

А ты что нарисуешь?
– А я буду рисовать
То как связан в поцелуе
Слова "честь" и "погибать"
Я нарисую полк матросов
Крейсер, пушки, автомат
Как без лишних всех вопросов
В последний бой идёт солдат
Чем разрисовывалось это?
Тем, что всё таки в них есть
За душою два сонета,
Искры родинок и честь

А затем другие окна
Надо бы разрисовать
Примемся как можно полно
Новый век мы сочинять
Чтобы нравился всем точно
Чтобы нравился он всем
Надо делать это срочно
А то не успеем ведь совсем

Я буду ждать тебя,
черной собакой на белом снегу.
И уголь курит труба,
нас целовать заставляя в дыму
уголки наших губ.
Разные, разные, прекрасные всё же –
Человеческий Вкус
жизни, как же ты сладок на коже...

Тельняшка

Ленты, море и тельняшка,
Войны разгорелся восход.
Возглавлял матросов Яшка,
Созывал он новый сход:

“Нам поставлена задача
Город портовый отбить.
Не позволим мрази богаче
Несчастьем море травить!

Алеша, обходите с флангов,
Мы атакуем их в лоб.
Над нами, тысячью флагов,
Атаку объявит восход„

Но Алёшу ждала неудача,
Задержали, застали врасплох.
Но у бойцов та же задача –
Атака миллионов эпох.

И огонь пОзнало море,
Когда полк к берегу плыл,
Но и тут новое горе:
Вражина белый всадил

Пулю Яшке прямо в фляжку,
Что гоняла кислород.
На воде плывёт тельняшка,
Красным крася небосвод.

Порт отбили всёж матросы,
И тут же следом городок.
Улицы и папиросы
Тлели, будто уголёк.

Они своих похоронили
Под пучиной чёрных лент,
А потом они отбыли
Опять, чтоб бить английский цент.

И оставили нам стяжку,
Чтоб вовеки красная была.
А в морях плыла тельняшка,
На солнце алое плыла...

Мы встретимся в городе,
Он называется “Свердловск„
Там улицы все вспороты
И не терпят всякий лоск.
“Нам – я скажу, кенты –
Не хватает лишь патрона!„
И я выйду из перрона,
И сразу встретишь ты.

Твои истории-магниты
Нас заманят в Вторчермет
Где живут урла, бандиты
Где жил промышленный поэт
“Этот городок промозг
Швалью: бандиты и поэты„ –
Ты расскажешь про всё это,
В этом городе “Свердловск„.

...
А затем я сяду до конечной
В красный, старенький трамвай,
И буду ехать бесконечно
И не скажу тебе: "Прощай!".
И это будет в Первомай...

Идёт вон тот интеллигент,
Благородной честью прикрываясь,
Нашить пучок ядовитых лент,
Совершенно, к слову, не гнушаясь

Спесивости своей и лжи.
Он силою особою владеет
Порождать по всюду миражи,
Но они тут власти не имеют!

Ведь знаем мы что такое честь,
Живущие в пустынной среде улиц,
И так просто, в ответ на лесть,
Мы свои пускаем градом пули.

Все мы для них – земная шваль,
И урчат в карманах пистолеты.
Что мы такие отнюдь не жаль –
Земная шваль: бандиты и поэты.

Не по мне курить сигареты
Мне лучше уж папиросы
За окном пролетели кометы
Что гнали пинками матросы
Мне лучше заплести тебе косы
Не по мне любить самоцветы
Не по мне престижные грёзы
Не по мне курить сигареты
Мне лучше уж папиросы
И поляну топтать с тобой босо...

Планета Людей

Горы увенчаны снопами молний,
Драконы преграждают долины,
С камнем дерутся яростно волны –
Ошибка любая вам станет могилой!

Крестики нолики, линии карты
Пилотам об опасностях вторят.
Ряд самолётов, ждущий на старте,
Пока безмятежно спит этот город.

Пока безмятежно спит этот город,
Жители ждут бесконечной субботы,
Не те‌рзает их романтический голод.
На горожан смотрят гордо пилоты,

Вот в быт зарывает себя тот чиновник
И планета забывает такого!
Он сам себе стал, как уголовник,
Потерявший крыло бортовое.

От темницы не спасти его, ибо
Не даст спасти от обрыва
Его собственноручное иго.
Шасси, что дождались отрыва,

Эхом звучали в облачный реггей,
Водопадом кричит радио ящик.
Имя свое ты узнаешь на небе
Вновь – в полёте имена настоящи!

Космическая опера и опера улиц

Ария китобоя

Вновь теряем ориентир
И ломается лира,
Я не буду пить твой спирт
Из китовьего жира,
Я не буду дожидаться
Погибели пол мира –
Декаденство нам опасно,
Особенно в Сибири.
И как-то не стесняет
В двухкомнатной квартире,
Моё тело ведь вмещает
Миллиард веков эфира.

Я всё помню изнутри,
Снаружи понимаю,
И по счёту раз, два, три
Все звёзды обнимаю.
Я обычный китобой
И сам себе я судно
И завтра в новый бой
Идти уже не трудно.

Ария богемника

Для меня их быт массивен,
А людишки все как слизни –
Этот мир мне так противен.
Отношения ко всей жизни

Для меня теперь вторично.
Пусть сжигает чудо порох,
Всё, что было мне обычно
В чёрно-белых коридорах.

"Декаденство нам опасно,
Особенно в Сибири"?
Чтож, улечу тогда я в космос
Прямиком в моей квартире!

Пусть пылинка, или сажа
Мне будет ватерлинией
Пусть не будет экипажа
Их брошу в контур линий

Я убью весь выстрел солнца,
Превращающий мир в прозу.
В чёрноту все, все оконца,
Объявляю я свой лозунг:

«Глобус формы земляники
Догоняющий мой лайнер
Через солнечные блики
Ухмыляется печальней»

,,,*,,,,,,,*,,,,,*,,,,,,*,,,,,,*,,*,*,,,,
,,,,,,,,,*";"#;*#"*#*".;*,,,,,,,,,
'''""*"""*""""*"""*"*""*""""*"""

Я летаю средь чёрных пятен
И среди космических сетей
Вдруг мне лозунг стал понятен
И становиться ясней

Глобус формы земляники,
Догоняющий мой лайнер
Через солнечные блики
Ухмыляется печальней –

Ухмыляется печальней,
Потому что в алых бликах,
Что отправил в космос лайнер,
Затерялась земляника.

Парни те так яростно играли
Что кровь сбегала вся из вен
Что ноты эхом отстучали
Об экран космических систем

И мурены их не перекрыли
И не слышали мы вой сирен,
И ноты отпугнули крылья
От межзвёздных наших гобелен

Матерь тьмы серебряные крылья
Сшила из под теорем
Чтобы нас всех задушили
В петлях наших хризантем

А кровь туда, туда сбегала
В то пространство между стен
А по пути и нас обдало
Той самой кровью из "их" вен

Холден Колфилд все кто я
И Эдичка, немного, тоже
С Голгофой вертится земля
Неся кору небес погожих