Шаталканал

Бәріміз қазақпыз ғой!

В ответ на все, что про меня пишут, хочу сказать одно: я больше казах, чем русский, и это моя основная идентичность. Хотя за все это время меня называли и ватником, и иноагентом, и прокремлевским. В этом нет ни доли правды, и я всех призываю внимательно изучить мои позиции по острым вопросам.

В последнее время вокруг меня много различных инсинуаций: то мне приписывают то, что я специально в биографии указал местом рождения КазССР, то российские СМИ вырывают из контекста мои слова и намеренно придают им не тот смысл, который я закладывал. Признаю, что мое последнее высказывание можно трактовать двояко, это моя ошибка. Но только если не прочитать или не посмотреть его полностью.

За громкими заголовками, которые сейчас продвигаются в социальных сетях, нет ни доли правды. Зато есть попытки откровенных манипуляций и информационных интервенций. Это то, с чем я последовательно борюсь все время моей работы в Мажилисе. И сейчас тоже не оставлю это просто так.

Мне повезло родиться в независимом Казахстане, когда никакого СССР, слава Богу, не было. Я здесь вырос, женился, родил детей, другой Родины у меня нет и не будет.

Есть хорошее крылатое выражение: «Сүрінбейтін тұяқ, жаңылмайтын жақ жоқ!». Могу заверить, что подобная ситуация не повторится.

В соцсетях, как это обычно бывает, инцидент в Белом доме комментируют в черно-белых тонах: одни говорят о дипломатической катастрофе, другие - о моральной правоте Зеленского. Единственное, что можно сказать однозначно, - это об уникальности подобных ситуаций, когда конфликт между лидерами государств проходит фактически в прямом эфире.

Есть несколько сюжетов, которые хочется обсудить. Во-первых, США возвращаются к так называемой «реальной политике», в основе которой чистая прагматика без этики и идеологии. Их задача - выйти из конфликта России и Украины, чтобы сосредоточиться на сдерживании Китая. В сущности, такой же трюк проворачивали Никсон и Киссинджер в 70-х: им важно было выйти из Вьетнама без потери лица, чтобы договориться с Мао и позже - с Брежневым. Никсон избирался на обещании прекратить конфликт, в котором, правда, погибали американские солдаты.

Зеленский вел войну 3 года при поддержке «идеалистов», которым важно сохранять свое право трактовать нормы международного права. Это в том числе объясняет его установки, сформированные за три года безоговорочной поддержки со стороны лидеров обеих партий США. Но после избрания Трампа на пост президента эти установки следовало пересмотреть, как минимум для публичных переговоров с новой администрацией, костяк которой обрёл свою популярность среди американских избирателей после ряда реалити-шоу и работы на ТВ, отсюда, к слову, и обещания быстро добиться мира. К сожалению, команда президента Украины к этому оказалась не готова.

Конфликт произошел на самом деле вокруг одной темы - США были готовы входить как инвесторы в природные ресурсы Украины, но без гарантий безопасности. Цель Зеленского - обратная, ему нужно если не вступление в НАТО, то обязательные гарантии поддержки на случай нарушения мирного соглашения. А программа максимум - это возвращение территорий. Белый дом в большей степени настроен этот вопрос повесить на ЕС.

Россия при этом изначально демонстрирует гораздо большую сговорчивость, учитывая их военное преимущество прямо сейчас и сложность отторжения территорий для украинского общества. Потенциальное восстановление дипломатических отношений и обсуждаемые совместные контракты в добыче редкоземельных металлов показательны. Мир в таких параметрах и правда возможен. Но его достижение требует большего количества дипломатических усилий и времени. И структурных сдвигов во взаимоотношениях между США, Китаем, ЕС, Россией и Глобальным Югом.

Реальная политика на самом деле не ассоциируется исключительно с такими грубыми методами. Предшественники Трампа действовали куда более изящно и уважительно по отношению к сторонам конфликта и избегали открытых провокаций. Но реакция Европы была показательной - лидеры стран оказали пока моральную поддержку Украине, и это еще одна линия раскола в стане «коллективного Запада». Ключевой вопрос сейчас - в политической субъектности ЕС, найдется ли там тот, кто сможет консолидировать союз. Причем речь как про российско-украинский трек, так и про отделение от США как командного пункта в вопросах безопасности.

Инцидент в Белом доме не дает пока сделать однозначные выводы. Зеленский смотрелся слабо в формировании нарратива - неродной английский и медийная мощь администрации поставили его в заведомо невыгодное положение. Не хватило и прагматизма в беседе под камерами. Но этот кейс не забудется, он явно более значим, чем речь Вэнса в Мюнхене, и это событие, с которого могут ускориться более глубинные процессы. И в особенности, если Штаты, как сообщают источники, и правда, решат остановить все программы поддержки.

Активно обсуждается сегодняшнее заявление премьер-министра о компаниях – крупных и средних, которые активно использовали все возможности для оптимизации налогов. Министр финансов привел очень интересные данные – сумма платежей между СНР и общеустановленным режимом выросла в 2 раза – с 5 до 10 трлн – за год. Речь может идти об одном триллионе неуплаченных налогов только в этой сфере. Понятно, что огульно обвинять предпринимателей в «схематозе» тоже нельзя: у тех, кому поступят предупреждения, будет 2 недели на то, чтобы доказать свою правоту.

На самом деле сегодняшний шаг – это то, с чего нужно было начинать налоговую реформу в целом. Ключевая претензия со стороны Мажилиса заключается в том, что теневой сектор большой, и бюджет недополучает большие средства за счет того, что кому-то «разрешено» производить оптимизации и извлекать дополнительную прибыль. На самом деле и мы, и общество, которое мы представляем, должны видеть пределы возможностей администрирования в вопросе пополнения бюджета. Это то самое пресловутое расширение налоговой базы – и ответ на жалобы ответственных предпринимателей, которые платят все, что положено, и снижают свою конкурентоспособность в сравнении с «серыми» конкурентами.

Другая важная новость заключается в том, что в Налоговый кодекс будут заложены критерии, по которым можно будет пресекать дробление и принудительно «укрупнять» компании. Это не наша новация – та же Российская Федерация активно использует эти методы, причем они там автоматизированы: система видит взаиморасчеты между компаниями, кредитование без возврата долгов, общие клиентские базы и т.д. Мы об этом также говорили на рабочих группах – чтобы налоговая система была справедливой, все должны находиться в равных условиях. И в том числе к этому нужно принуждать. Здесь у государства полная монополия, скажем так, на насилие. Но нельзя, чтобы сборы были «налогом на добросовестность».

Никто, думаю, не будет отрицать разбалансировку бюджета – трат больше, чем поступлений. Попытка правительства решить его в 2-3 шага тоже понятна – никто не хочет ломать устоявшуюся систему. Однако налоговая реформа назрела не только потому, что государству не хватает текущих поступлений – нужно выравнивать условия конкуренции, выставлять в экономике правильные стимулы, в том числе создавая определенные преимущества для растущих отраслей, улучшать и делать более предсказуемым инвестиционный климат. Именно об этом регулярно говорит Президент.

Полагаться только на государство в развитии уже нельзя – эта модель себя изжила, и нам нужно новое предпринимательство, ориентированное на долгосрочное созидание, инновации, а не извлечение ренты – природной, административной или «кредитной». Сегодняшний сигнал — в том числе и об этом.

Правительство сегодня пришло на круглом столе в Мажилисе защищать свою налоговую реформу. Параметры все знают: 16% базовая ставка НДС с дифференциацией по отраслям, радикальное снижение порога постановки на учет и списка ОКЭД, работающих на основе розничного налога. К сожалению, пока выходит совсем неубедительно.

Во-первых, есть только упоминание модели, на основе которой производились расчеты, и в ней заложены только те параметры, которые нужны правительству для наполнения «бюджета развития». Нет ни одного альтернативного сценария: например, снижение порога, прежняя ставка НДС и ужесточение администрирования. Или постепенный рост ставки налога. Министерство экономики говорит о том, что эти сценарии не помогают разрешить бюджетный кризис. Но почему эти модели не видят парламент и эксперты? Пространство для дискуссии находится в плоскости, будет ли принят текущий сценарий.

Во-вторых, фактически причину дефицита бюджета сводят к низким налогам. Администрирование, отсутствие системных мер по борьбе с дроблением, реформы нагрузки на ФОТ нет. Когда в парламенте говорят о сокращении расходов, единственный ответ - «заявок поступило на 32 трлн, но мы одобрили только 25 трлн». Это выдают за оптимизацию. Но мы видим проблемы: например, нехватка финансирования базовой инфраструктуры. Почему в этих случаях акимы строят стадионы и бассейны - большой вопрос. Может, нужно решать первоочередные задачи, чтобы промышленность получала энергию, а над городами не было серного снега? Масштаб сокращений очевидно преуменьшен. Пространство есть. Впрочем, как и пространство для изъятий: Альберт Павлович Рау говорил о сером импорте сигарет, телефонов, пробелах администрирования.

В-третьих, есть фактор инфляции. Экономист Чукин почему-то говорит, что она не вырастет, хотя этот факт признает Минэк (рост в районе 3%). Но фактически она будет выше: траты из бюджета развития на экономику сработают также на разогрев, как и индексация соц выплат. Ожидания агентов уже заложены на рост инфляции. При этом может быть и другой фактор: траты на оборудование окажут еще и давление на курс тенге к доллару из-за повышенного спроса на валюту, и это тоже сыграет на повышение цен. Хотя каждый % инфляции - это качество жизни наших сограждан. И нужно искать баланс различных интересов.

Пока есть ощущение, что прежнюю модель управления экономикой в правительстве менять не хотят. Просто повышение налогов для дополнительных вливаний в развитие рано или поздно вернет нас в это же положение, когда нужно будет снова изымать деньги у населения и бизнеса. И просто ликвидацией СНР и отменой авансовых платежей, как говорит Чукин, это не лечится.

На прошлой неделе состоялось заседание комитета по малому и среднему и бизнесу в НПП. Обсуждалась налоговая реформа и ключевое нововведение: резкое сокращение количества ОКЭД, которые могут работать в режиме розничного налога. Безусловно, каждая отрасль хочет оказаться в этом списке, в том числе и те, кто работает с юридическими лицами. Звучат разные аргументы: например, некоторые услугодатели упирают на то, что их основные затраты – это фонд оплаты труда, и НДС там сложно вычленять.

Из всех ассоциаций меня заинтересовала, прежде всего, электронная коммерция, а в особенности – онлайн-торговля (ОКЭД 47910 — Розничная торговля путем заказа товаров по почте или через сеть Интернет). Основу этой сферы составляют небольшие магазины, которые работают через маркетплейсы – как отечественные, так и иностранные. Они попадают в концепцию розничного налога, так как работают напрямую с потребителями. К тому же это конкурентный рынок – большое количество малых предприятий пытаются выиграть в гонке за потребителя и нарастить средний чек. На тот момент они еще не фигурировали в разрешительном списке.

После недолгой коммуникации с разработчиками Налогового кодекса нам удалось включить онлайн-торговлю в число плательщиков розничного налога после того, как реформа будет утверждена. Этот сектор очень интересный – предприятий в нем меньше, чем в офлайне, но в силу цифровой специфики они работают чаще в белую и меньше сидят в тени. Как итог они платят 360 млрд тенге налогов, в то время как чистый оффлайн 240 млрд. Онлайн-торговля удваивается каждые пару лет и в перспективе будет базой роста рабочих мест (другой вопрос, как обелить именно их, но это вопрос всей экономики).

Включение этого ОКЭД в число плательщиков розничного налога – правильный шаг. Но впереди еще сложная работа: например, нужно придумать механизм, чтобы крупные сети не создавали e-commerce дочки, чтобы производить налоговую оптимизацию, а также выстроить правильное налоговое регулирование для маркетплейсов, чтобы отечественные платформы могли конкурировать с иностранными, и в то же время заставить платить большие платформы, которые работают на нашем рынке, в том числе через Казпочту. Также в частном порядке я узнал, что КГД хочет повесить на онлайн-торговлю дополнительную отчетность, что создаст излишние трансакционные издержки и снижение эффективности.

E-commerce будет расти и дальше, и наша задача направлять этот рост в правильное русло. Уже порядка 100 тысяч предпринимателей работают в этой сфере, платят зарплаты, создают спрос в логистике и, что самое важное, не просят у государства пособия и дешевые кредиты. Наша задача – поддерживать такие конкурентные рынки и держать государственное вмешательство в очень жестких рамках.

В понедельник Каспийский трубопроводный консорциум подвергся атаке дронов, и украинская сторона признала свою ответственность за произошедшее. Мотивация нападающей стороны состояла в том, что она оставляет за собой право наносить «удары по стратегическим объектам, которые поддерживают вооружённую агрессию России». В такой позиции есть масса экономических и дипломатических противоречий и вызывает вопрос, зачем в конечном счете это было сделано.

Очевидно, что украинская сторона не могла не знать, что 90% нефти, которая проходит по данному трубопроводу, казахстанская, добытая с нашего Тенгизского месторождения, и выгоду от нее получают различные западные компании, экспортирующие сырье в ЕС. При этом данный трубопровод – международный, и в числе акционеров как КазМунайГаз, так и американские «Шеврон», «Эксон Мобил» и итальянская Eni, которые заинтересованы в стабильных поставках. Мы можем утверждать, что целью атаки было нанесение ущерба конкретно нашим экономическим интересам.

Казахстан в российско-украинском конфликте с самого начала занимал нейтральную позицию – мы не поддерживали ни одну из сторон и также соблюдали все санкционные режимы против Российской Федерации. Между нашими странами не прекращались дипломатические контакты, диалог был и на высшем уровне – наш президент Токаев контактировал с Зеленским. На ПМЭФ глава государства отдельно высказывался и о проблеме ЛДНР, назвав их квазигосударственными образованиями, которые согласно уставу ООН мы не можем признать в качестве отдельных субъектов.

Я думаю, что те, кто принимал решение об атаке на инфраструктуру международного консорциума, должны понести наказание за это преступление против наших интересов. Казахстан должен призвать к ответственности украинскую сторону за понесенные убытки и за агрессию в адрес наших интересов, причем ничем не мотивированную и ставящую под сомнение казахстанско-украинские взаимоотношения.

Президент сегодня вручил королю Абдалле II высшую награду нашего государства — “Алтын Қыран”. Нельзя сказать, что между нашими государствами есть масштабное инвестиционное или торговое сотрудничество. Наша взаимная торговля насчитывает порядка 6 млн долларов с явным преимуществом Казахстана — мы в основном экспортируем сельскохозяйственную продукцию. В этот раз президент и монарх обсудили ряд коммерческих проектов: есть значительный потенциал роста.

Иордания при этом также не самая крупная экономическая держава Ближнего Востока — порядка 50 млрд долларов. Страна ежегодно получает 1,45 млрд долларов от США, которые позволяют поддерживать бюджет и производить реформы. Но при этом Абдалла II — ключевой посредник американцев в ближневосточных делах, и его значимость растет на фоне операций Израиля в Газе, падения сирийского режима и напряжения на иранском направлении.
В 1996 году Иордания получила статус основного союзника США вне НАТО.

Чтобы понимать значение этой небольшой страны для США, можно почитать книжку Бернса «Невидимая сила». В 1999 году Бернс заступил на пост посла в Иордании и провел Абдаллу II через транзит власти от его умершего отца — Хусейна, который руководил государством почти 50 лет. Устойчивые контакты короля Иордании со Штатами сохранялись при всех президентах. Абдалла II перед тем, как стал полноценным монархом, служил в армии и на заре своего правления имел большую поддержку армии и разведки, традиционно сильной в этой стране.

Ближний Восток важен для нас не только как место, где добывается огромное количество нефти. Эти государства, как и мы, входят в пул относительно молодых средних держав, которые ищут свою нишу в меняющемся миропорядке и пытаются извлекать дивиденды из окружающей турбулентности. А Абдалла II имеет значительное влияние в арабском мире. И Иордания - это в том числе канал политического влияния в регионе и связей с другими центрами принятия решений для отправки необходимых сигналов. Особенно в условиях, когда ближайшие полгода точно пройдут в переговорах о безопасности в Большой Евразии.

Нужен ли нам «тэтчеризм»?

В нашем дискурсе есть ряд застарелых мифов о принятии политических решений. Один из таких мифов – об эффективности «железной леди» Тэтчер, которая руководила правительством Великобритании с 1979 по 1990 годы. Даже налоговую реформу, которую сейчас мы все живо обсуждаем, по степени «жесткости» сравнивали с тем, что делала премьер UK. На самом деле тэтчеризм не был эффективной «идеологией реформ», и вот почему.

Тэтчер славилась тем, что безжалостно сокращала роль государства. В 80-х это было очень популярными решениями среди политиков, – инфляция была высока, а мейнстримом экономики был монетарист Фридман. Что в итоге изменила Тэтчер? Она подняла НДС с 8 до 15%, снизила налоги для самых богатых британцев и корпоративные подоходные налоги (с 50 до 35%). Также был введен «единый налог на каждого жителя». Были отменены субсидии для промышленности, но по факту они перетекли в сокращения налогов для корпораций и более высокие сборы с конечных потребителей. От этого сильно сократилась занятость со всеми сопутствующими эффектами.

Экономический рост и правда был относительно приличный, но начался он во второй половине 80-х. До этого времени британская экономика была в рецессии – и с огромной инфляцией (18%), безработицей из-за закрытия шахт и проч. Рост обеспечил финансовый сектор, который получил оченьмягкое регулирование, а также нефтяные доходы – в год добыча приносила около 8% всего бюджета. Инфляцию, к слову, удалось стабилизировать на пару лет, но к 90-му года она снова стала расти до 9,5%, из-за чего Тэтчер и попрощалась с постом. И это несмотря на отсутствие социальных инвестиций и сокращение госрасходов (от 44,6% к ВВП в 1979 до 35,1% к ВВП в 1990). Наоборот, здравоохранение было коммерциализировано (почти как с ОСМС), но столкнулось с падением инвестиций в реальном выражении и массовыми сокращениями.

Инфляция все 11 лет превышала рост соцрасходов. Причем в пике сокращение было на 5% при инфляции в 18%. Потом в среднем разрыв был 4-5%. И это происходило на фоне массовых сокращений производств в отдельных регионах и падения уровня жизни бывших металлургов, шахтеров. В отдельных местах обстановка была похожа на наши 90-е годы. Больше всех пострадали север Англии, Шотландия, Уэльс. Программ переподготовки и какой-либо «поддержки штанов» для простых людей не было. Забастовки были жестоко подавлены, угольные профсоюзы убиты. В будущем это приведет ко все тому же Брекситу, регулярным попыткам обрести независимость отдельных регионов через референдумы и политической нестабильности (посмотрите на ротацию в кабмине UK за последние лет эдак 10).

Приватизация затронула как крупные компании вроде телекома, газовой отрасли, железных дорог, авиации, так и электросети, водоснабжение и водоотведение, теплоснабжение (общественные блага). Несмотря на то, что в основном продажи были через IPO, активы сконцентрировались так или иначе среди обеспеченных слоев. В 1979 году в Британии 10% самых богатых британцев аккумулировали всего 21% общенационального дохода, остальные 90% получали 79% денег. В 1991 году верхний дециль получал уже 35% национального дохода. В то же время потребление среднего класса обеспечивалось за счет кредитования – оно увеличилось с 37% заемщиков от всей рабсилы до 70%.

В общем-то, то, что тогда называли trickle-down economy, не полетело как инструмент повышения благосостояния. Если в общих цифрах экономика UK и увеличилась, но пострадали миллионы простых британцев, которые увидели только беды от решений «железной леди». А потом еще случился и кризис 2008 года, причиной которых было как раз дерегулирование финрынка. И пострадали снова простые люди. И о Тэтчер если и вспоминают на родине, то используют непечатные выражения. Даже предлагали не устраивать государственные похороны, а отдать их частникам. Так что не думаю, что такой пример, еще очень живой, нам подходит.

Drill, baby, drill – сработает ли это и будет ли нефть по $40?

Вчера президент на встрече с бизнесом сказал, что с нашей экономикой все нормально, и я с ним в этом отношении согласен. Кризиса как такового нет – за исключением бюджетных проблем правительства, которые имели накопительный эффект (и была попытка этот снежный ком преодолеть одним ударом). Но также нет проблем и с перспективами казахстанской экономики, и я имею ввиду прежде всего планы Трампа по радикальному снижению цены на нефть, что могло бы быть для нас очень болезненной мерой. Сразу оговорюсь, что я не специалист в этой сфере, но потратил несколько дней на поиск информации и анализ. Могут быть, разве что, небольшие неточности. Итак, давайте по пунктам.

Во-первых, США и так находятся на пике по добыче нефти. С 2014 года по 2024-й суточная добыча выросла с 8,8 млн баррелей до 13,21. Аналитики говорят о том, что максимальный рост добычи возможен в пределах 3 млн нефтяного эквивалента, но из него чисто нефть – порядка 800 тыс., остальное приходится на газ в том или ином виде. Трамп даже при республиканском большинстве в обеих палатах не всесильный и указывать рынку, сколько именно нужно добывать, не сможет. Даже при снижении корпоративных налогов, которое он планирует провести, скорее всего, деньги не пойдут в новые месторождения, компании с большей вероятностью продолжат тенденции прошлых лет и увеличат выплаты акционерам. Есть и еще один нюанс – в Штатах нефтяная отрасль лучше всего себя чувствует при ценах от 70-80 долл./барр. Потенциальные 40 долларов за единицу только демотивируют американскую добычу. Роль государства в США минимальна, и наш опыт, где совсем другая модель развития, искажает оптику.

Во-вторых, санкционная политика США и ЕС снижает предложение российской и иранской нефти, в том числе и на черном рынке. Это тоже не будет толкать цены вниз. На основных потребителей (Китай и Индия) оказывается серьезное давление, что тоже не сулит роста потребления российского и иранского нефтяного экспорта. В Китае нефть из Ирана использует независимая нефтепереработка, так называемые «чайники», которые заполняют ниши, куда не идут большие государственные корпорации. Но и она тоже сокращается, как и доходы экспортеров. Отдельную иронию вызывает тот факт, что Трамп своими же руками развалил иранскую сделку, заключенную в 2015-м году, и она как раз предполагала снятие санкций с экспорта нефтегаза в обмен на отказ от ядерных амбиций. Сейчас бы она ему пригодилась, но фигур в дипломатии, похожих хотя бы на Уильяма Бернса, ушедшего с поста главы ЦРУ, не просматривается в лагере республиканцев. А значит, и новой сделки тоже не будет.

В-третьих, ключевая роль в определении цены на нефть у членов ОПЕК+, во главе с Саудовской Аравией. Но им для финансирования госрасходов и дальнейшей диверсификации экономик нужна относительно дорогая нефть, иначе придётся отвязаться от курса доллара (что чревато политической нестабильностью). Все, что сможет сделать ОПЕК+ в текущей ситуации, – это замещать объемы, выпадающие из-за все тех же санкций в отношении РФ и Ирана. Здесь широкого интереса к инициативам Трампа мы не увидим, тем более что по-настоящему однополярный мир действительно подходит к концу – азиатские экономики будут расти и дальше и формировать альтернативные рынки, где будет стабильно высокий спрос.

В общем-то, мировые цены на нефть с высокой вероятностью падать не будут, а могут даже и вырасти. Значит ли это, что нам нужно заниматься самоуспокоением? Безусловно, нет. Президент еще 2 года назад в послании говорил о том, что нам следует сосредоточиться на наших сильных сторонах – богатых полезных ископаемых, например, и заниматься их более глубокой переработкой, в том числе развивать нефтепереработку и экспортировать продукты с высокой добавленной стоимостью. В перспективе нужно думать и о том, что пора закрывать старые и нерентабельные месторождения и сосредотачиваться на современных проектах. У нашей экономики есть устойчивость, но каждую отдельную отрасль со стратегическим потенциалом нужно расшивать заново и расчищать дорогу для частной инициативы.

Президент дал однозначную оценку предложению правительства поднять ставку НДС до 20%. Последствия от такой меры были уже подробно описаны: растущая инфляция (4,5% дополнительно к базовому уровню, который в последнее время тоже растет из-за либерализации цен на ГСМ и повышение тарифов), дальнейшее дробление бизнесов для ухода от налогов и снижение привлекательности нашего бизнес-климата. Очевидно, что озвученные параметры были, скорее, стартовой позицией, но, с другой стороны, без дискуссии исполнительная власть выбрала бы повышение налогов, а не оптимизацию бюджета и усложнение администрирования.

Со стороны главы государства прозвучало только одно предложение, касающееся непосредственно НДС, - это дифференциация ставки. Учитывая, что это косвенный налог, он практически всегда потом вкладывается в цену для конечного потребителя. Поэтому наиболее чувствительные для общества отрасли должны облагаться по пониженной ставке. Об этом в том числе говорил и вице-премьер Жумангарин. Но здесь важен механизм учета НДС по всей цепочке, чтобы он не был просто налогом с продаж, во что он в Казахстане в конечном счете превращался.

Я не хочу спорить о том, нужно ли повышать некоторые налоги. Но в то же время вся система нуждается в оптимизации: с одной стороны, нужна тотальная цифровизация, которая упростит все процедуры расчета и уплаты налогов, а с другой стороны, наличие больших данных у налоговиков должно приводить к отслеживанию дроблений и оптимизации налогов там, где это идет вразрез с интересами общества.

Другой важный вопрос это расширение налоговой базы: розничный налог позволил обелить ряд компаний, но мы точно знаем, что предприниматели уходят от налогов на ФОТ, и здесь нужна реформа, также есть вопросы о том, что у нас происходит на границе с Китаем, где есть пространство для дальнейших изъятий, обеления и в том числе либерализации таможенных ставок в тех секторах, где нет необходимости защищать отечественного производителя.

Никто не спорит: если сейчас ничего не сделать, то Национальный фонд мы просто проедим. Однако зачастую ожидания от грядущих потрясений слишком алармистские. Лучше быть готовым к худшему, но, например, прогнозы по увеличению добычи нефти в США сильно преувеличены. Впереди и правда будет турбулентность, но у нас есть запас прочности, который позволит нам выстоять, особенно если мы дадим бизнесу расти. И в этом тоже наша большая цель - государство, к сожалению, не даст такой результат, как предприниматель.

Налоговая реформа - очень большая и сложная. Не зря президент поручил отложить принятие нового кодекса на год и глубоко проработать этот стратегически важный документ. Он должен быть основан на выверенном балансе между интересами бизнеса и необходимостью пополнять бюджет без расширения государственного участия в экономике.

На расширенном заседании правительства президент очень много говорил об инвестиционном климате в различных контекстах. Прямые иностранные инвестиции снижаются – даже 2024 год отстает от 2023-го на 36%. Причины у этого разные: от общего снижения привлекательности развивающихся стран до регуляторной нестабильности в конкретной (в данном случае – в нашей) юрисдикции. Есть проблемы того, что регуляторы в различных отраслях идут на ужесточение требований, есть и вопросы к местным исполнительным органам, которые не всегда могут эффективно работать с заинтересованными предпринимателями, причем как внутренними, так и внешними.

Дефицит финансирования извне государственные органы восполняют бюджетными деньгами. Это как раз тот самый пресловутый «бюджет развития», о котором сегодня говорил вице-премьер Жумангарин. О его нехватке мы часто слышим в последние годы. С другой стороны, государство продолжает предоставлять льготное финансирование на различные проекты. Но также недостаток инвестиций сказывается и на растущих социальных расходах – замещение недополученных социальных взносов со стороны работодателей, различные формы субсидий, создание рабочих мест и т.д.

В условиях, когда мы как развивающееся государство, особенно с учетом геополитического окружения, не всегда выглядим привлекательно, у нас есть задача – тянуть инвестора стабильной (и относительно дешевой) регуляторной средой. Сюда входят упрощенные предоставления лицензий, порядок составления договоров и условия разделения прибыли (в том числе СРП, упомянутые сегодня главой государства), наличие инфраструктуры, налоговая политика, а также, что немаловажно, инфляция национальной валюты. Над этими факторами необходимо работать, чтобы выигрывать конкуренцию у того же Узбекистана, который сейчас по многим показателям дешевле и проще нас.

Институциональные экономисты говорят о том, что успех государства складывается в том числе из наличия долгосрочного плана развития. Президент об этом говорил как раз в интервью в начале года, когда объявлял о планах на долгие годы вперед. Инвестклимат – это в целом не про какие-то отдельные правила для инвесторов, а на самом деле про правила игры в целом для всех. Когда у каждого есть понятный горизонт ожидания, связанный в том числе с изменениями регуляторной среды, и он соответствует потом действиям государства, то в экономике формируются 1) доверие и 2) предсказуемость.

Президент прилагает большие усилия для построения прозрачных правил игры: были проведены значимые политические реформы, ведется масштабная работа по внешнему контуру, чтобы выстроить репутацию Казахстана. И все внутренние реформы в экономической жизни должны тоже всегда ставить на чашу весов, насколько устойчив будет инвестклимат – во всяком случае до тех пор, пока мы не перестанем сильно зависеть от нефтяной ренты.

Очень много пишут о поправке Джексона-Вэника, за отмену которой высказался претендент на пост госсекретаря в администрации Трампа Марко Рубио.

Весной прошлого года мы с коллегами были в США и проводили встречи в Конгрессе и по просьбе посла Ержана Ашикбаева в частности просили у конгрессменов содействия в снятии с Казахстана советских санкций.

Эта поправка настолько старая, что вымылась даже из институциональной памяти. О ней знали представители Госдепа и конгрессмены, которые входят в наш кокус, с которым работает посольство и в том числе возит их к нам. Остальные удивлялись, что такой реликт еще действует. Даже Рубио сказал про то, что мы доказали приверженность рыночной экономике, хотя по факту эта поправка касалась ограничений миграции еврейской интеллигенции из СССР.

Надо сказать еще и то, что ежегодно действие поправки Джексона-Вэника приостанавливается для продолжения сотрудничества. Но фактически она барьер для торговых и инвестиционных отношений, так как создает правовую неопределенность и имидж подсанкционного государства. И Госдеп может использовать её как предмет торга в некоторых вопросах. Для примера: с Украины и Грузии поправка продвигалась после революций за «продвижение демократических ценностей».

Отмена поправки, о которой президент говорил с сенатором Дэйнсом у нас в Астане, может и не принесет миллиарды долларов в моменте, но сильно упростит жизнь казахстанской дипломатии. Будем надеяться на республиканскую администрацию.

Дал интервью газете «Время» о восстановлении должности первого замглавы АП с новым функционалом.

По мнению депутата мажилиса, члена комитета по экономической реформе и региональному развитию Никиты ШАТАЛОВА, есть несколько ключевых факторов, повлиявших на восстановление (или учреждение с несколько другими полномочиями, что точнее) должности первого заместителя руководителя администрации президента, призванного работать с местными исполнителями.

Во-первых, растет финансовая самостоятельность регионов, у них появляются новые функции, дополнительные налоги переходят от центра в регионы.
С одной стороны, это очень закономерный процесс, потому что децентрализация нужна для эффективности управления в условиях сложности экономики, которые требуют принятия решений на местах. Так что и налоги будут собираться и тратиться на местах.
Все прекрасно понимают, что акимы областей, прежде всего, это представители президента на местах, и за ними должен быть особый контроль в этом отношении.

Второй фактор связан с тем, что вся инфраструктура, в том числе устаревшая, тоже находится на местах, на земле, в регионах, и здесь нужно внимательно следить за темпами ее обновления. Нужно смотреть за тем, как это все будет развиваться, куда будут идти деньги, потому что мы видим, что правительство объявляет новую региональную политику, ее курирует вице-премьер Канат Бозумбаев. И это тоже огромные деньги, которые пойдут на модернизацию тепло- и электросетей, на строительство новых энергомощностей.

Есть фактор экономического развития регионов, здесь тоже имеется ряд проблем, связанных с тем, что не всегда акимы эффективно привлекают инвестиции, не всегда получается последовательно взаимодействовать с предпринимателями, с инвесторами – в том числе крупные строительные и промышленные площадки требуют контроля.

Ну и, наверное, четвертый фактор, на который может повлиять АП – это непосредственный контроль администрации президента в случае каких-либо чрезвычайных ситуаций. Я думаю, поводки многим показали, что нужна какая-то общая координация, в том числе дополнительный контроль со стороны АП, чтобы президент имел свою информацию о том, что происходит на земле. Это для всех лишним не будет.
Думаю, такова общая картина необходимости введения этой новой-старой, скажем так, должности.

Когда мы настаивали на уходе ArcelorMittal из Казахстана, нас многие обвиняли в популизме. Считалось, что без иностранного инвестора, который за бесценок получил главное сталелитейное предприятие в ЦА в 90-х и пользовался огромными преференциями, предприятия перестанут работать.

Но сначала случилась история в Италии, когда правительство взяло их металлургический актив под спец управление из-за кризиса на предприятии и закрытия ключевых производств. Теперь новый кейс – компания сворачивает производство на аналогичном предприятии в ЮАР. Под удар попадает целый город Ньюкасл, сокращают около 3500 рабочих мест, что может привести к структурному кризису в отдельной провинции.

Компания объявляла, что свернет производство еще около года назад, но правительство пыталось договориться с инвестором-хищником. Предприятие, к слову, тоже старое – 1969 года. Формальным поводом стало снижение эффективности железных дорог и энергетического холдинга, откуда предприятия получали энергию, а также дешевый китайский импорт стальной продукции. При этом ArcelorMittal пользовался отдельными преференциями и субсидиями, а также требовал ввозных пошлин на сталь размером в 25% (в нашем случае и вовсе речь шла про девальвации).

Думаю, наш опыт будут внимательно изучать и дальше: смысла вести переговоры с Митталом нет. В нашем случае помогло жесткое, но единственно верное решение президента – вернуть предприятия в отечественную юрисдикцию. В противном случае нас ждала бы точно такая же локальная катастрофа, только с той разницей, что уволенных было бы в 10 раз больше.

Буквально вчера я спускался вместе с коллегами в шахту. На «Абайской» снова идет добыча коксующегося угля, аналогичный процесс идет и на других предприятиях карагандинского бассейна – появляются рабочие места, запускаются новые объекты. Всего бы этого могло и не быть, и об этом нам каждый раз напоминает очередной скандал с компанией Лакшми Миттала.

Льготная ипотека для рабочих профессий: что дальше?

Премьер-министр сегодня поручил ответственным госорганам совместно с акиматами и Отбасы банком разработать льготную ипотечную программу для представителей рабочих профессий.

Эту инициативу мы предлагали на заседании Национального курултая в Атырау в присутствии главы государства и в отдельном депутатском запросе на имя Бектенова от фракции AMANAT. Сейчас должна быть создана рабочая группа, и ей мы предлагаем рассмотреть следующие условия программы:

- первоначальный взнос от 10% без необходимости накоплений на депозите;
- ставка кредитования в районе 5-7%, начисляемая только на остаток долга;
- налоговые вычеты для компаний, которые самостоятельно будут строить жилье в моногородах для реализации сотрудникам;
- обязательные встречные обязательства для работников: не менее 5 лет работы в отрасли, в случае выхода за контур рабочих профессий ставка возвращается к рыночным условиям;
- разрешение покупать жилье как на первичном, так и на вторичном рынке, кредиты на строительство дома при наличии участка с подведенной инфраструктурой.

Эта ипотека должна работать прежде всего на регионы. Пороги финансирования должны быть установлены акиматами самостоятельно в соответствии с рыночными ценами.

И мы ждем детального ответа на запрос от премьер-министра, где в том числе должен быть дан ответ на инициативу о льготном санаторно-курортном лечении.

Один из смыслов интервью президента заключался в управлении ожиданиями. В последние месяцы в социальных сетях активно разгонялись нарративы про досрочные президентские и парламентские выборы, гонку преемников, изменение формы правления с целью продления полномочий действующего главы государства в другой ипостаси, борьбе Касым-Жомарта Токаева за кресло генсека ООН.

Наше общество, которое привыкло к неожиданностям при объявлении выборов, легко воспринимало такие слухи за реальное положение дел. Однако президент как автор реформ лично отвечает за предсказуемость политической системы – институты устанавливаются только тогда, когда становятся регулярными и повторяющимися в определенных условиях. «Ни я, ни все мы не имеем права принимать решение, идущее во вред стабильному, устойчивому развитию нашего государства», – отмечает он.

С другой стороны, неверно была истолкована фраза про «большие планы на много лет вперед». В ней тоже видят чуть ли не обещание обнуления на подходе к 2029 году. Однако на деле это означает неотвратимость реформ, их далеко идущие результаты и, вероятнее всего, институционализацию подхода к управлению страной через широкий круг последователей и сторонников. Не думаю, что президент будет обнулять свое же решение о введении однократного семилетнего срока.

Интервью – не послание, и в этом формате интересно наблюдать за динамикой взглядов главы государства, расстановкой акцентов об итогах года и будущих планах, которые позже будут расшиты в конкретные поручения уже в ходе деловых форматов (расширенное заседание правительства, официальные форумы и т.д.). Это прежде всего сигналы обществу о том, что будет – политическая стабильность, углубление экономических реформ, кадровые решения, идеологические ходы.

При этом президент, очевидно, смотрит и на дискуссию, которая разворачивается в экспертных кругах после его оценок: высказанные идеи могут быть и «источником вдохновения» для последующих изменений, так как первое лицо опирается в том числе и на гражданское общество при принятии тех или иных решений. И этот тренд начался еще в 2019 году.

Что имеет ввиду президент, когда говорит о посредственной работе «руководителей-экономистов»?

В нашей экономике есть ряд проблем. Рост мы обеспечиваем, как правило, бюджетными расходами/льготами, и это в том числе создает дефицит, возмещаемый Нацфондом. Деньги из бюджета идут, например, на инфраструктуру как прямые транши или как субсидирование ставки по кредитам. Поддержку при этом получает ограниченный круг предпринимателей – дело даже не столько в коррупции, сколько в перестраховке. Проще дать денег тому, кто уже тебе известен, даже если он держит, скажем, не производство, а рестораны или оказывает какие-то услуги. Это уже в скором времени изменится.

С другой стороны, весь остальной сектор экономики живет «по рынку», то есть берет кредиты по ставке, которую устанавливает Нацбанк. А если быть честным, то на самом деле не берет – корпоративное кредитование стагнирует который год, в том числе из-за высокой инфляции и базовой ставки, которую Нацбанк не собирается опускать, так как другого инструмента влияния на ДКП у него нет. БВУ в этой ситуации зарабатывают на потребительском кредитовании, так как спрос до сих пор велик, и частично получают вознаграждение по субсидируемым кредитам, накидывая 2% сверху.

При этом именно МСБ вынужден кредитоваться под 30%, а крупный бизнес может рассчитывать не только на свои средства и субсидии, но и на "особые" условия от БВУ из-за аффилированности руководства компаний с финансовыми холдингами. И здесь речь не только про пополнение оборотных средств, но и крупные проекты в промышленности и стройке. Само по себе это неплохо, но ограничивает конкуренцию, и государство должно ориентироваться на МСБ — там есть занятость и рост доходов. Субсидии должны идти в этот сектор, хоть он и более рискованный. Так получится и нарастить количество средних компаний.

Очевидно, что полностью остановить субсидирование в наших условиях не получится и не имеет никакого смысла – тогда встанут процессы по модернизации промышленности и энергетического сектора, сельское хозяйство тоже не сможет конкурировать на международных рынках, МСБ в структуре ВВП расти не будет. Но сделать его более адресным возможно, высчитывав влияние на инфляцию, хоть и придется многим сделать «больно». Рост при этом будет более качественным – для его поддержки не придется увеличивать бюджетные расходы. До сих пор это статус-кво не менялось, играть предпочитали по старым правилам, рассчитывая на новый результат в виде изменения структуры экономики. Отсутствие новых подходов при решении этого вопроса, полагаю, и отмечает глава государства в интервью.

Реформы – это всегда про изменение правил игры. В экономике предстоит сделать очень многое: нормализовать отношения правительства и Нацбанка, снизить участие квазигосударственного сектора путем оптимизации функций, вернуть рыночные тарифы во многих отраслях, компенсируя потери пострадавшим слоям общества с помощью адресной поддержки, сделать доступ к ресурсам, в том числе сырьевым, прозрачным и открытым. Это позволит снизить административное давление на бизнес, оптимизировать бюджетные расходы и сократит поле для коррупции.