Размышлизмы:
Родное до боли
Сидим мы как-то в алмаатинском аэропорту. В забегаловке, на втором этаже. Мы – это, каким-то невообразимым образом я, Ивар Калныньш и этот, как его, забыл черт возьми, …ну, который Шоколадный Заяц. Вроде бы по жизни его звали Пьер?
Ну вот, сидим, значит. Ждем рейса в Шымкент. На тамошнюю тусню по случаю очередного эпохального
события. Хотя, если честно, то повод так себе, можно сказать, тривиальный. Сыну одного местного воротилы сделали обрезание. Ну, отрезали и отрезали, казалось бы, что тут такого, но сердобольный отец решил, что данный факт по значимости своей не помещается в рамки обычной семейной посиделки и созвал к себе в Шымкент всех, кого посчитал достойным.
И вот нас объявляют и мы летим. Без приключений. Единственно, в шымкентском аэропорту затеяли ремонт и пилоты, не долго думая, посадили самолет посреди картофельного поля.
Встретили нас в строгом соответствии с классикой жанра – на черных джипах с затемненными стеклами. И сразу с места в карьер, как на пожар, с мигалками и устрашающими сигналами к точке сбора, не обращая внимания на встречные светофоры.
Первое что бросилось в глаза – помпезный дворец торжеств, выполненный в характерном смешанном стиле древнеримского с новошымкентским. Чуть поодаль, настроенчески перекликаясь с эпохой римских патрициев, стилизованные под ажешек молодухи в малиновых камзолах жарили в казанах баурсаки. Жарили надо полагать не столько для еды, сколько для придания колорита торжеству. На расписных качелях-алтыбаканах плавно раскачивались, разодетые в национальные костюмы джигит и девушка, изображая «влюбленную пару». Раскачивались пока без песен, видимо, разминались. Кавалькада бронированных авто, выстроенная в ряд, как лошади на привязи, ожидала в сторонке. Водители в белых перчатках сидели за рулем, готовые в любую минуту сорваться в аэропорт навстречу очередному гостю. Из динамиков вместо логически оправданного «Қызыл өрік», оглашала окрестности мотивирующая композиция «Машины времени». Макаревич гнусавил про изменчивый мир, который должен был «прогнуться», но к нему мало кто прислушивался. Надо полагать, он давно уже тут прогнулся, и весь нешуточный антураж предстоящего торжества говорил об этом брутальным южноказахским тоном.
В фойе дворца работяги в заляпанных спецовках спешно выкладывали свежим газоном ступеньки, которые вели на четвертый этаж. Меня подмывало спросить – зачем, но я поборол любопытство и благоразумно промолчал. Наверное, для дам на высоких каблуках, подумалось мне, но все оказалось намного проще (об этом ниже).
Часам так к шести стала собираться публика. Местная знать со своими крон-принцессами, чинно раскланиваясь, направлялась во дворец. Невольно бросилось в глаза, что проходной вес представителей аристократической элиты колеблется в пределах центнера вне зависимости от пола. Дамы, завернутые в блеск и глянец, семенили рядом со своими рыцарями, не уступая им в позитивном отношении к жизни.
Чиновничье сословие стало подтягиваться сразу же после службы. Часам эдак к восьми. Наконец, когда вечернее солнце, покраснев окончательно, устало свалилось за горизонт, все уже были в сборе. «Влюбленная пара» на алтыбакане к тому времени укачалась до обморочного состояния, но их никто не собирался снимать. Оставалось дождаться гостей из-за рубежа. Вернее, из Ташкента. Гонцы по рации доложили, что те уже пересекли границы города и направляются прямиком ко дворцу. Вскоре колонна дорогих автомобилей, поднимая кучи пыли, заполонила праздничную парковку. Хозяин торжества кинулся встречать. Из кабин, обитых кожей, словно стая ворон во всем черном, высыпали добры молодцы с крепкими затылками. На их фоне, на контрапункте, во всем белом показался из головного Бентли бывший инженер-экономист, а ныне известный главарь преступной группировки «Братский круг», одновременно спортивный функционер и ярый филантроп по кличке «черный Гафур». Можно было начинать.
Гостей пригласили к столу. Все стали гуськом подыматься по лесенке, украшенной только что выстеленным дерном.
Родное до боли
Сидим мы как-то в алмаатинском аэропорту. В забегаловке, на втором этаже. Мы – это, каким-то невообразимым образом я, Ивар Калныньш и этот, как его, забыл черт возьми, …ну, который Шоколадный Заяц. Вроде бы по жизни его звали Пьер?
Ну вот, сидим, значит. Ждем рейса в Шымкент. На тамошнюю тусню по случаю очередного эпохального
события. Хотя, если честно, то повод так себе, можно сказать, тривиальный. Сыну одного местного воротилы сделали обрезание. Ну, отрезали и отрезали, казалось бы, что тут такого, но сердобольный отец решил, что данный факт по значимости своей не помещается в рамки обычной семейной посиделки и созвал к себе в Шымкент всех, кого посчитал достойным.
И вот нас объявляют и мы летим. Без приключений. Единственно, в шымкентском аэропорту затеяли ремонт и пилоты, не долго думая, посадили самолет посреди картофельного поля.
Встретили нас в строгом соответствии с классикой жанра – на черных джипах с затемненными стеклами. И сразу с места в карьер, как на пожар, с мигалками и устрашающими сигналами к точке сбора, не обращая внимания на встречные светофоры.
Первое что бросилось в глаза – помпезный дворец торжеств, выполненный в характерном смешанном стиле древнеримского с новошымкентским. Чуть поодаль, настроенчески перекликаясь с эпохой римских патрициев, стилизованные под ажешек молодухи в малиновых камзолах жарили в казанах баурсаки. Жарили надо полагать не столько для еды, сколько для придания колорита торжеству. На расписных качелях-алтыбаканах плавно раскачивались, разодетые в национальные костюмы джигит и девушка, изображая «влюбленную пару». Раскачивались пока без песен, видимо, разминались. Кавалькада бронированных авто, выстроенная в ряд, как лошади на привязи, ожидала в сторонке. Водители в белых перчатках сидели за рулем, готовые в любую минуту сорваться в аэропорт навстречу очередному гостю. Из динамиков вместо логически оправданного «Қызыл өрік», оглашала окрестности мотивирующая композиция «Машины времени». Макаревич гнусавил про изменчивый мир, который должен был «прогнуться», но к нему мало кто прислушивался. Надо полагать, он давно уже тут прогнулся, и весь нешуточный антураж предстоящего торжества говорил об этом брутальным южноказахским тоном.
В фойе дворца работяги в заляпанных спецовках спешно выкладывали свежим газоном ступеньки, которые вели на четвертый этаж. Меня подмывало спросить – зачем, но я поборол любопытство и благоразумно промолчал. Наверное, для дам на высоких каблуках, подумалось мне, но все оказалось намного проще (об этом ниже).
Часам так к шести стала собираться публика. Местная знать со своими крон-принцессами, чинно раскланиваясь, направлялась во дворец. Невольно бросилось в глаза, что проходной вес представителей аристократической элиты колеблется в пределах центнера вне зависимости от пола. Дамы, завернутые в блеск и глянец, семенили рядом со своими рыцарями, не уступая им в позитивном отношении к жизни.
Чиновничье сословие стало подтягиваться сразу же после службы. Часам эдак к восьми. Наконец, когда вечернее солнце, покраснев окончательно, устало свалилось за горизонт, все уже были в сборе. «Влюбленная пара» на алтыбакане к тому времени укачалась до обморочного состояния, но их никто не собирался снимать. Оставалось дождаться гостей из-за рубежа. Вернее, из Ташкента. Гонцы по рации доложили, что те уже пересекли границы города и направляются прямиком ко дворцу. Вскоре колонна дорогих автомобилей, поднимая кучи пыли, заполонила праздничную парковку. Хозяин торжества кинулся встречать. Из кабин, обитых кожей, словно стая ворон во всем черном, высыпали добры молодцы с крепкими затылками. На их фоне, на контрапункте, во всем белом показался из головного Бентли бывший инженер-экономист, а ныне известный главарь преступной группировки «Братский круг», одновременно спортивный функционер и ярый филантроп по кличке «черный Гафур». Можно было начинать.
Гостей пригласили к столу. Все стали гуськом подыматься по лесенке, украшенной только что выстеленным дерном.