🔲 Локация мышления
Удобно представлять себя в роли этакого джокера-перевертыша, который смеётся в лицо каждой новой реплике, каждой новой теории, очередной фразе: «Это жульничество! Где обоснование?!» Не замечая при этом, что постоянное пребывание в позиции «суперпозиции» само по себе является своего рода жульничеством, когда мнимое бытие «за скобками» становится, по сути, одним из видов самообмана. Этот самообман коренится в мысли, что «это и есть свобода мышления» — порхать над любой ситуацией, как стрекоза. Но, как известно из басни Крылова, лето имеет обыкновение переходить в банальную зиму. Жизнь требует практического освоения конкретной позиции.
Хохочущее требование «не фуфлогонного обоснования» тоже не всегда рационально. Требование «обоснования» само по себе нуждается в обосновании в каждом конкретном случае, ведь порой оно просто отдаёт запашком чрезмерно ангажированного научного («не фуфлогонного») сознания. Понятие «доказательства» также требует доказательства. В своё время его начали применять древние греки-математики для тренировки мышления учеников, то есть сугубо в учебных целях. И у них не было в мыслях ставить телегу «аксиом» и «доказательств» впереди лошади — самого мышления. Понятие доказательства, как и любое другое понятие — инструмент, наподобие молотка. И требовать молоток для, к примеру, закручивания гаек неуместно.
Инквизиторское требование научности становится поистине иррациональным в тех ситуациях, когда возникают философские ноты мышления, прорывающиеся сквозь утверждённые традицией схематические догматы. Подгонка к единому интеллектуальному стандарту не всегда благо и хорошо, особенно когда дело касается опыта интуиций, высказывания чего-то нового. Это уже момент априорного мышления, платоновского мышления. В этом контексте требование научного обоснования может стать вторым этапом, этапом апостериорного мышления, мышления постфактум. Но только если дело касается научной дисциплины, развития научной теории, когда требуется соответствие принятым научным стандартам, этикету и правилам научных публикаций.
Однако мышление бывает не только научным, но и философским, интуитивным, поэтическим, практическим, идеологическим, профессиональным, бытовым, военным и политическим. Бывает мышление бесформенное, то есть не имеющее признаков вообще. В индуизме такое мышление обозначается словом «ниргуна» — бескачественное, его даже апофатическим нельзя назвать.
Архитектура научного обоснования работает только в определённых климатических условиях. За их пределами, при изменении обстоятельств, бетон и стекло научных теорий и доказательств могут внезапно потерять свою прочность и развалиться. И никакие методы, разработанные для других реалий, не смогут спасти ситуацию, какими бы точными они ни были.
Наука — всего лишь один из кольев мышления. Но частокол сознания всё же шире, и таких колышек много, да и горшков различных интуиций у каждого живого мыслящего существа наберётся не одна корзина. В этой ситуации весьма странно вешать хорошо промытые горшки только на один «научный» кол. Бывают ведь и маленькие горшочки прото-мыслей, которые лучше пристроить просто на подоконник. А бывают и двухметровые сосуды, которым какие бы то ни было колья вообще противопоказаны.
Так называемые «факты» — это лишь интерпретации реальности, которые могут измениться при введении новых переменных. Поэтому в философии их нельзя считать единственным верным аргументом в поиске истины. Однако излишний релятивизм также ошибочен, поскольку утверждение «всё относительно» само по себе является абсолютным и противоречит себе.
Что в сухом остатке? Пытаться мыслить так, как мыслится. Требовать обоснований, как учёный, но только в уместных ситуациях. Утверждать необоснованность, как мистик, когда это необходимо. Смеяться, как джокер-перевертыш, в дружеской компании. И, как каждый из нас, молча размышлять в надежде, что это и есть «то самое мышление».
Иначе говоря, быть всеми, оставаясь собой. Держать нос по ветру и тело в готовности, чтобы быть не только уместным, но и, если повезёт, самим местом мышления.
24.05.2022, Астана 🔲
Удобно представлять себя в роли этакого джокера-перевертыша, который смеётся в лицо каждой новой реплике, каждой новой теории, очередной фразе: «Это жульничество! Где обоснование?!» Не замечая при этом, что постоянное пребывание в позиции «суперпозиции» само по себе является своего рода жульничеством, когда мнимое бытие «за скобками» становится, по сути, одним из видов самообмана. Этот самообман коренится в мысли, что «это и есть свобода мышления» — порхать над любой ситуацией, как стрекоза. Но, как известно из басни Крылова, лето имеет обыкновение переходить в банальную зиму. Жизнь требует практического освоения конкретной позиции.
Хохочущее требование «не фуфлогонного обоснования» тоже не всегда рационально. Требование «обоснования» само по себе нуждается в обосновании в каждом конкретном случае, ведь порой оно просто отдаёт запашком чрезмерно ангажированного научного («не фуфлогонного») сознания. Понятие «доказательства» также требует доказательства. В своё время его начали применять древние греки-математики для тренировки мышления учеников, то есть сугубо в учебных целях. И у них не было в мыслях ставить телегу «аксиом» и «доказательств» впереди лошади — самого мышления. Понятие доказательства, как и любое другое понятие — инструмент, наподобие молотка. И требовать молоток для, к примеру, закручивания гаек неуместно.
Инквизиторское требование научности становится поистине иррациональным в тех ситуациях, когда возникают философские ноты мышления, прорывающиеся сквозь утверждённые традицией схематические догматы. Подгонка к единому интеллектуальному стандарту не всегда благо и хорошо, особенно когда дело касается опыта интуиций, высказывания чего-то нового. Это уже момент априорного мышления, платоновского мышления. В этом контексте требование научного обоснования может стать вторым этапом, этапом апостериорного мышления, мышления постфактум. Но только если дело касается научной дисциплины, развития научной теории, когда требуется соответствие принятым научным стандартам, этикету и правилам научных публикаций.
Однако мышление бывает не только научным, но и философским, интуитивным, поэтическим, практическим, идеологическим, профессиональным, бытовым, военным и политическим. Бывает мышление бесформенное, то есть не имеющее признаков вообще. В индуизме такое мышление обозначается словом «ниргуна» — бескачественное, его даже апофатическим нельзя назвать.
Архитектура научного обоснования работает только в определённых климатических условиях. За их пределами, при изменении обстоятельств, бетон и стекло научных теорий и доказательств могут внезапно потерять свою прочность и развалиться. И никакие методы, разработанные для других реалий, не смогут спасти ситуацию, какими бы точными они ни были.
Наука — всего лишь один из кольев мышления. Но частокол сознания всё же шире, и таких колышек много, да и горшков различных интуиций у каждого живого мыслящего существа наберётся не одна корзина. В этой ситуации весьма странно вешать хорошо промытые горшки только на один «научный» кол. Бывают ведь и маленькие горшочки прото-мыслей, которые лучше пристроить просто на подоконник. А бывают и двухметровые сосуды, которым какие бы то ни было колья вообще противопоказаны.
Так называемые «факты» — это лишь интерпретации реальности, которые могут измениться при введении новых переменных. Поэтому в философии их нельзя считать единственным верным аргументом в поиске истины. Однако излишний релятивизм также ошибочен, поскольку утверждение «всё относительно» само по себе является абсолютным и противоречит себе.
Что в сухом остатке? Пытаться мыслить так, как мыслится. Требовать обоснований, как учёный, но только в уместных ситуациях. Утверждать необоснованность, как мистик, когда это необходимо. Смеяться, как джокер-перевертыш, в дружеской компании. И, как каждый из нас, молча размышлять в надежде, что это и есть «то самое мышление».
Иначе говоря, быть всеми, оставаясь собой. Держать нос по ветру и тело в готовности, чтобы быть не только уместным, но и, если повезёт, самим местом мышления.
24.05.2022, Астана 🔲