Полтора месяца назад я отнесла в квартиру по соседству четверть торта и букет цветов. Я точно помню, когда это было, потому что мы отмечали сороковины малышки и притащили из ресторана букеты, для которых не нашлось достаточного количества ваз, и остатки угощений. Голубоглазая женщина с покрытой платком головой удивилась моему появлению на пороге, а ее внучка, девочка лет шести, похоже, нисколько, и закричала: «Красиво! Спасибо!» Дочь женщины, тоже с платком на голове, тут же отдала тарелку из-под торта, прибавив к ней плитку молочного шоколада.

Через пару дней светлоглазая женщина остановила меня у двери квартиры и вручила пакет: «Поздравляю!». В пакете оказалось платье для малышки. Я решила, что на этом обмен любезностями окончен.

Но через неделю, это был четверг, соседки принесли тонкие лепешки с тыквенным кремом внутри. Горячие, смазанные сливочным маслом, они были не слишком сладкие, как я люблю, и нежные, как единорожье дыхание. Впрочем, я съела их так быстро, что не успела разобрать - единорожье дыханье или поступь юной девственницы по лугу в Провансе.

Возвращать тарелку пустой было нельзя. Мои соседки – чеченки, а половина нашей семьи – турки. Согласно законов гостеприимства, как говорится. На кону была честь турецкой республики. Печь виртуозно, как светлоглазая женщина, я не умею, поэтому нашла в шкафу упаковку печенья и вернула тарелку вместе с ней.

В следующий четверг дверь соседям открыл мой сын. На этот раз – свежие, только из духовки, булочки с яблочной начинкой. Обычно мне хватает словарного запаса, чтобы сформулировать впечатления, но не в тот день. Булочки были невиданными доселе. Они растворялись в воздухе, еще не достигнув рта, настолько пышным и чуть хрустким снаружи, золотым и сдобно-горячим было тесто, а потом поступали сразу в кровь, как наркотик. Если бы Эдвард попробовал их, то понял бы, что на деле его личный сорт героина не унылая девица, а золотые чеченские булочки с в меру кисленьким, в меру сладким домашним яблочным повидлом.

Булочки явились в пакете, поэтому можно было не думать об ответном жесте. Да и что могло с ними сравниться?

Но снова наступил четверг. Дочь светлоглазой женщины принесла лепешки с тыквенной начинкой. Я поймала себя на мысли, что вхожу во вкус. Возвращала тарелку с сушеным инжиром и жареным миндалем из Армении...

Следующий четверг. Это снова были они. Ода к радости. Весенний бриз в январских сумерках. Сдобное благословение господне и укор всем кондитерским, кофейням и патиссери, в которых мне довелось побывать. Булочки с повидлом. На тарелке.

Пару дней мы не возвращали тарелку. Все думали, что могло бы стать адекватным ответом. Встречаясь с соседями в подъезде, скомканно здоровались. Кавказ-Турция: 1-0 в их пользу. О. съездил за лахмаджуном, это такие лепешки с фаршем, навроде пиццы. Десять минут репетировал, что скажет, когда будет вручать тарелку. «Подогреть не в микроволновке, а на скоро-водке. Правильно?».
- Ско-во-родка!
- Ско-ро-водка!

С трепетом жду завтрашнего дня и тыквенных лепешек. Но вот вопрос, что вернуть соседям вместе с тарелкой, остается открытым. Добрососедство – не известная для меня территория. Я не привыкла к знакам внимания от соседей: разве что деньги будут на ремонт собирать или ругать за подтопленный потолок.

А в доме моего детства соседи были и вовсе специфические. Например, высокая, как гренадёр, грозная бабка по фамилии Солоха. Если помните, у Гоголя так ведьму звали. И Солоха, не к ночи будь помянута, полностью отрабатывала ассоциацию. Но о ней надо отдельно, не с булочками.