Простертые, все на земле лежали
Один лишь дух привстал и сел, сквозь сон
Узрев, что мимо путь мы свой держали.
"О ты, ведомый в бездну, - молвил он,
Узнай меня, коль не забыль в разлуке:
Ты создан прежде, чем я погублен".
И я: "Твой лик так исказили муки,
Что ты исчез из памяти моей
И слов твоих мне незнакомы звуки.
Скажи ж, кто ты, гнетомый мукой сей,
Хоть, может быть, не самою ужасной,
Но чья же казнь презреннее твоей?"
И он: "Твой град, полн зависти опасной, -
Сосуд, который литься чрез края -
Меня в себе лелеял в жизни ясной.
У вас, граждан, Чиакком прозван я:
За гнусный грех обжорства, в низкой доле,
Ты видишь. ливень здесь крушит меня.
И, злая тень, я не одна в сем поле;
Но та же казнь здесь скопищу всему
За грех подобный!" - И ни слова боле.
"До слез, Чиакко, - я сказал ему, -
Растроган я твоим страданьем в аде;
И пал без чувств
Как падает мертвец
Один лишь дух привстал и сел, сквозь сон
Узрев, что мимо путь мы свой держали.
"О ты, ведомый в бездну, - молвил он,
Узнай меня, коль не забыль в разлуке:
Ты создан прежде, чем я погублен".
И я: "Твой лик так исказили муки,
Что ты исчез из памяти моей
И слов твоих мне незнакомы звуки.
Скажи ж, кто ты, гнетомый мукой сей,
Хоть, может быть, не самою ужасной,
Но чья же казнь презреннее твоей?"
И он: "Твой град, полн зависти опасной, -
Сосуд, который литься чрез края -
Меня в себе лелеял в жизни ясной.
У вас, граждан, Чиакком прозван я:
За гнусный грех обжорства, в низкой доле,
Ты видишь. ливень здесь крушит меня.
И, злая тень, я не одна в сем поле;
Но та же казнь здесь скопищу всему
За грех подобный!" - И ни слова боле.
"До слез, Чиакко, - я сказал ему, -
Растроган я твоим страданьем в аде;
И пал без чувств
Как падает мертвец