DS разит глаголом!
Один день из жизни девушки-реставратора оружия в музее
Утро началось с того, что я, как обычно, опоздала на работу. Ну, знаете, как это бывает: кофеварка решила устроить забастовку, кот устроил концерт на подоконнике в 5 утра. В общем, стандартный набор. Прибежав в музей, я обнаружила, что мой коллега, старый добрый дядя Вася, уже вовсю ковыряется в каком-то древнем мушкете.
— Аня, ты опять опазла! — буркнул он, не отрываясь от работы. — Вот, смотри, тут мушкет XVIII века, а ты как из того же века — всё ещё не можешь вовремя прийти.
— Дядя Вася, — вздохнула я, — я не опаздала, я просто... эм... расширяю временные рамки рабочего дня. Это называется гибкий график.
Он только фыркнул и протянул мне перчатки. Сегодня у нас на столе был настоящий раритет — сабля времён Наполеона. Ну, точнее, то, что от неё осталось. Ржавая, сломанная, но всё ещё с претензией на величие. Я взяла её в руки и почувствовала, как будто сама стала немного ближе к истории. Ну или к ржавчине, что тоже неплохо.
— Ну что, красавица, — обратилась я к сабле, — давай-ка посмотрим, что с тобой можно сделать. Тыыы... ржавая, сломаная, но я тебя починю. Ты будешь как новенькая!
Дядя Вася, услышав это, только покачал головой:
— Аня, ты опять с оружием разговариваешь. Это уже диагноз.
— А что? — возмутилась я. — Оно же живое! Ну, почти. Вот смотри, — я ткнула пальцем в рукоять, — тут же явно была гравировка. Кто-то её любил, кто-то её держал в руках, может, даже кого-то ею... ну, вы поняли.
Дядя Вася только вздохнул и продолжил ковырять свой мушкет. А я взяла инструменты и начала аккуратно счищать ржавчину. Через пару часов сабля уже начала походить на что-то благородное. Я даже представила, как какой-то французский офицер махал ею на поле боя, крича "За Наполеона!" или что-то в этом духе.
Вдруг раздался звонок. Это был наш директор, который, как всегда, был в панике:
— Аня, срочно! У нас тут группа школьников на экскурсии, а гид заболел. Тыыы... можешь провести?
— Ну, конечно, — вздохнула я. — Только дайте мне минуту, чтобы привести себя в порядок.
Я быстро наделала "боевой" макияж (ну, знаете, чтобы выглядеть серьёзно) и пошла к школьникам. Они смотрели на меня с таким восторгом, будто я была какой-то супергероиней. Ну, или суперзлодейкой. Сложно сказать.
— Ребята, — начала я, — перед вами сабля времён Наполеона. Она прошла через многое, но мы её починим, и она снова будет как новенькая. Ну, почти.
Один мальчик поднял руку:
— А вы её чините, чтобы она снова могла кого-то убить?
Я замерла на секунду, а потом улыбнулась:
— Нет, конечно. Мы её чиним, чтобы она могла рассказывать истории. Ведь каждое оружие — это часть истории. И наша задача — сохранить её для будущих поколений.
Школьники закивали, а я почувствовала себя настоящим гуру реставрации. Ну, почти.
Вернувшись в мастерскую, я обнаружила, что дядя Вася уже ушёл, оставив мне записку: "Аня, не забудь выключить свет. И перестань разговаривать с оружием. Это странно."
Я только усмехнулась и закончила работу над саблей. Она действительно стала выглядеть великолепно. Я даже представила, как она благодарит меня. Ну, знаете, в моём воображении.
Вечером, выходя из музея, я посмотрела на саблю, которая теперь гордо лежала в витрине, и подумала: "Ну что, красавица, теперь ты снова в строю. Только, пожалуйста, не начинай войну без меня."
И так закончился ещё один день из жизни девушки-реставратора оружия. С ржавчиной, историей и капелькой юмора.