Фильмы, которые поднимают сложные темы, нынче непопулярны. Вот и минкульт включился в борьбу со смыслами. А чтобы такое произошло, чтобы человеческую систему ценностей отнести на помойку, вначале были сняты сотни фильмов против доброты и совести, против чести и любви. Все эти «Бишарашки», «Агашки на хайпе», «Келинки» и прочая ерунда. А следом уже и понятия обычные исчезли. С ними исчез и зритель, которого интересовали серьезные вопросы.
Есть еще, есть отдельные островки культуры, но они тонут в океане мусора. Кругом озлобленность и нетерпимость. Религиозное мракобесие. Отовсюду слышен мат, ругань, не осталось интеллигентных лиц ни на экране, ни в жизни. Человеческая жизнь нынче ничего не стоит. Людей уже готовы убить за банку пива.
Одним словом, из страны вымывается здравый смысл. Его все меньше и меньше. Страна реально сошла с ума и попала под власть “черных”.
Ну и что делать?
Надо выходить из этого мрака. Сопротивляться. Не поддаваться программированию. Самообразовываться.
Лично я пытаюсь что-то делать. Снимаю фильмы, правда их закрывают. Тогда я пишу книжки, которые пока еще выходят, провожу встречи и читаю открытые лекции, на которые приходит пытливый зритель, выхожу на сцену для прямого общения. Пытаюсь поднять людям настроение. Придать смысл. В общем, копошусь. Что-то делаю...
Да, все это отнимает силы и время. И здоровье. Но другого выхода нет. Потому что у меня нет другой страны. И если не заниматься контрпрограммированием культуры здесь, то будущее у нас в тумане. А этого допускать нельзя.
То, что мой фильм запретили, я как-нибудь переживу. Не впервой, как говорится. И я не собираюсь надевать на себя маску страдальца или изгоя. В конце концов я – не Параджанов, и не Тарковский, и мы не в СССР живем.
Досадно, конечно, что ничего не меняется. Что у власти сидят преимущественно случайные люди. И им повсюду мерещатся враги. Поэтому они бдят. Им лучше перестраховаться. Лучше “перебдеть”. Поэтому ты можешь рисовать им хоть что: хоть куб, хоть квадрат, хоть беркута, хоть барса, они везде будут видеть черную кошку, даже если ее там нет.
Бич этого государства в том, что повсюду на ключевых постах мало настоящих профессионалов. А культурой у нас кто только не занимался…
Что это по сути своей означает?
Ну во-первых, это называется цензура. По-другому никак. А во-вторых, я усматриваю за этим фактом запрет на профессию. Мне не дают тут работать.
А насчет «Бесмойнака».
В общем, меня запретили. И что самое грустное, я даже не надеюсь, что в минкульте поймут, что я тут пытаюсь сказать. Что я «не наезжаю». Что я вообще не собираюсь ни с кем бодаться или устраивать скандал. Я просто объясняю людям сложившуюся ситуацию. Что всё – неправда. Не верьте.
А вообще я очень спокоен. Потому что знаю: мой фильм все равно выйдет. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра, через десять, двадцать, тридцать лет… И дело даже не во мне. Просто министры приходят и уходят, а фильмы остаются. («Рукописи не горят»). И появится кто-нибудь поумнее, пообразованнее, смелее в конце концов. И фильм выйдет. Так что я не расстраиваюсь.
А вообще, я заметил, что все правительства у нас – временные. Только мы тут – постоянные.
Есть еще, есть отдельные островки культуры, но они тонут в океане мусора. Кругом озлобленность и нетерпимость. Религиозное мракобесие. Отовсюду слышен мат, ругань, не осталось интеллигентных лиц ни на экране, ни в жизни. Человеческая жизнь нынче ничего не стоит. Людей уже готовы убить за банку пива.
Одним словом, из страны вымывается здравый смысл. Его все меньше и меньше. Страна реально сошла с ума и попала под власть “черных”.
Ну и что делать?
Надо выходить из этого мрака. Сопротивляться. Не поддаваться программированию. Самообразовываться.
Лично я пытаюсь что-то делать. Снимаю фильмы, правда их закрывают. Тогда я пишу книжки, которые пока еще выходят, провожу встречи и читаю открытые лекции, на которые приходит пытливый зритель, выхожу на сцену для прямого общения. Пытаюсь поднять людям настроение. Придать смысл. В общем, копошусь. Что-то делаю...
Да, все это отнимает силы и время. И здоровье. Но другого выхода нет. Потому что у меня нет другой страны. И если не заниматься контрпрограммированием культуры здесь, то будущее у нас в тумане. А этого допускать нельзя.
То, что мой фильм запретили, я как-нибудь переживу. Не впервой, как говорится. И я не собираюсь надевать на себя маску страдальца или изгоя. В конце концов я – не Параджанов, и не Тарковский, и мы не в СССР живем.
Досадно, конечно, что ничего не меняется. Что у власти сидят преимущественно случайные люди. И им повсюду мерещатся враги. Поэтому они бдят. Им лучше перестраховаться. Лучше “перебдеть”. Поэтому ты можешь рисовать им хоть что: хоть куб, хоть квадрат, хоть беркута, хоть барса, они везде будут видеть черную кошку, даже если ее там нет.
Бич этого государства в том, что повсюду на ключевых постах мало настоящих профессионалов. А культурой у нас кто только не занимался…
Что это по сути своей означает?
Ну во-первых, это называется цензура. По-другому никак. А во-вторых, я усматриваю за этим фактом запрет на профессию. Мне не дают тут работать.
А насчет «Бесмойнака».
В общем, меня запретили. И что самое грустное, я даже не надеюсь, что в минкульте поймут, что я тут пытаюсь сказать. Что я «не наезжаю». Что я вообще не собираюсь ни с кем бодаться или устраивать скандал. Я просто объясняю людям сложившуюся ситуацию. Что всё – неправда. Не верьте.
А вообще я очень спокоен. Потому что знаю: мой фильм все равно выйдет. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра, через десять, двадцать, тридцать лет… И дело даже не во мне. Просто министры приходят и уходят, а фильмы остаются. («Рукописи не горят»). И появится кто-нибудь поумнее, пообразованнее, смелее в конце концов. И фильм выйдет. Так что я не расстраиваюсь.
А вообще, я заметил, что все правительства у нас – временные. Только мы тут – постоянные.