Репост из: Семнадцатый номер
Потеря Василия Уткина такая большая, потому что он был большим. Не смущайтесь этого слова, оно наиболее точное.
Он был колокольней, башней, звон которой разносился на 20 миллионов квадратных метров; и слышали её 200 миллионов людей. Тут нет пафоса. Просто факты. Такие же громкие, как и он сам.
Жившие рядом с башней, кого она к себе подпускала (а подпускала многих и разных), знали: она укроет в тяжёлые времена. И ничего не попросит взамен. Поэтому чувствуют такую беззащитность сейчас. Башня была всегда. Мы не помним себя без её присутствия. Её принимали как должное: как землю, небо, дуб на участке, соседскую собаку-долгожительницу. Она давно появилась, и сколько мы жили – была.
И когда она рухнула, по городам и странам, по миллионам квадратных метров разнёсся страшный грохот. А после стояла полнейшая и ужаснейшая тишина. На её месте теперь огромный пустырь.
*********
Васю было невозможно не заметить. Такова его природа: духовная и телесная. Два метра ростом, двести килограмм весом. Шире и выше обычного парня раза в три. Не зря ж его называли человеком тяжёлым.
Вася был весь в друзьях. Именно в друзьях – тех, ради кого готов на многое; и кто за него. Нам три жизни понадобится, чтобы впустить, принять и полюбить стольких. А его на всех хватало. И ведь к каждому внимателен, к каждому особенный подход.
И таланта у Васи были в трижды больше, чем у обычного талантливого. И внимания тройной дозой ему требовалось. Ел он за маму, папу и сестру. Выпить мог за всю родословную.
Эмпатия в нём аж расплёскивалась. Поэтому так раним, так сентиментален. Отсюда и ядовитость, заостряемость всего. А как по-другому с громадной душой? И как в её масштабах не чувствовать одиночества?
Вася жил грустной и прекрасной жизнью. И жизнью большой. 52 года – мало только по обывательским меркам. Вася жил насыщенно и ярко. Он был до безумия интенсивен, как прессинг Клоппа. Поверьте, за год он проживал, сколько рядовой человек за десятилетие.
Вася всего достиг, но это ладно. Важнее – он столько отдал. «Помогай. В этом дело». Большим был, да, но объятным. А вот наследие его не измерить.
Сильна твоя жизнь. Но песнь твоя сильней
Он был колокольней, башней, звон которой разносился на 20 миллионов квадратных метров; и слышали её 200 миллионов людей. Тут нет пафоса. Просто факты. Такие же громкие, как и он сам.
Жившие рядом с башней, кого она к себе подпускала (а подпускала многих и разных), знали: она укроет в тяжёлые времена. И ничего не попросит взамен. Поэтому чувствуют такую беззащитность сейчас. Башня была всегда. Мы не помним себя без её присутствия. Её принимали как должное: как землю, небо, дуб на участке, соседскую собаку-долгожительницу. Она давно появилась, и сколько мы жили – была.
И когда она рухнула, по городам и странам, по миллионам квадратных метров разнёсся страшный грохот. А после стояла полнейшая и ужаснейшая тишина. На её месте теперь огромный пустырь.
*********
Васю было невозможно не заметить. Такова его природа: духовная и телесная. Два метра ростом, двести килограмм весом. Шире и выше обычного парня раза в три. Не зря ж его называли человеком тяжёлым.
Вася был весь в друзьях. Именно в друзьях – тех, ради кого готов на многое; и кто за него. Нам три жизни понадобится, чтобы впустить, принять и полюбить стольких. А его на всех хватало. И ведь к каждому внимателен, к каждому особенный подход.
И таланта у Васи были в трижды больше, чем у обычного талантливого. И внимания тройной дозой ему требовалось. Ел он за маму, папу и сестру. Выпить мог за всю родословную.
Эмпатия в нём аж расплёскивалась. Поэтому так раним, так сентиментален. Отсюда и ядовитость, заостряемость всего. А как по-другому с громадной душой? И как в её масштабах не чувствовать одиночества?
Вася жил грустной и прекрасной жизнью. И жизнью большой. 52 года – мало только по обывательским меркам. Вася жил насыщенно и ярко. Он был до безумия интенсивен, как прессинг Клоппа. Поверьте, за год он проживал, сколько рядовой человек за десятилетие.
Вася всего достиг, но это ладно. Важнее – он столько отдал. «Помогай. В этом дело». Большим был, да, но объятным. А вот наследие его не измерить.
Сильна твоя жизнь. Но песнь твоя сильней